В этой статье мы рассмотрим один из самых сложных аспектов в работе с пограничным опытом. Его называют по-разному: фаза негативного переноса, нарушение терапевтического альянса, кризис в терапевтических отношениях и т.д. Работая с пограничным опытом, мы неизбежно оказываемся в этом сложном месте. Иногда это приводит клиент-терапевтическую пару к взаимному разочарованию и обрыву терапии. А в других случаях кризис получается прожить, и он становится развивающим событием для участников процесса.
Мы уделим внимание следующим вопросам:
- Как создание и поддержание терапевтического альянса помогает терапевту выдержать потрясения этой фазы.
- Как терапевт может распознавать слабые сигналы надвигающегося кризиса и работать с ними (например, такими как отмены сессий, опоздания, переносы, забывчивость со стороны клиента, а также внезапная забывчивость терапевта).
- Как терапевту сохранять терапевтическую позицию (справляться со своей враждебностью и желанием мстить, заботиться о своей безопасности) при встрече с агрессивными чувствами клиента, его противоречивыми ожиданиями и требованиями.
Мы намеренно говорим не о характере или типе личности, а о пограничном опыте, так как придерживаемся взгляда, что он доступен каждому из нас. Каждый из нас бывает в таких состояниях, хотя объем такого опыта у разных людей может отличаться.
Желание, агрессия и сепарация Для начала несколько тезисов об агрессии. В гештальт-подходе мы понимаем агрессию как активность, контактирование с миром с целью его изменить, синхронизироваться с ним, адаптироваться и в конечно итоге чувствовать себя комфортнее.
Важный для нас фокус: агрессия способствует процессу сепарации, процессу отделения. Чтобы проявить агрессию нужно некоторое переживание, что есть я, а есть еще что-то или кто-то, с чем/кем я взаимодействую. Таким образом переживание своей агрессивности тесно связано с переживанием отдельности. Для понимания пограничного опыта это крайне важный тезис.
Представьте себе момент, когда все наши потребности и желания удовлетворены – в такой миг нет никакой причины быть агрессивными, нет этой энергии.
Агрессия напрямую связана с неудовлетворенностью. Желание возникает как следствие неудовлетворенности, связанной с дефицитом или избытком. Для реализации желания необходима энергия и агрессивность.
С самого раннего возраста человеку важно, чтобы его агрессивность, направленная в среду, была встречена другим, распознана как некоторая ценная активность. Это дает ощущение свободы и возможность чувствовать себя более устойчиво и безопасно во взаимодействии с миром.
Если же отклик среды на агрессивность человека преимущественно негативный, подавляющий, это приводит к удерживанию, остановке своих желаний, стоящих за агрессией, к развороту агрессии на себя. Причем не только конкретные желания переживаются как «плохие», но формируется ощущение собственной «плохости» в целом. Такое самоощущение сопровождается чувством стыда, которое возникает не только в ответ на негативное отношение со стороны значимых людей, но также оттого что какие-то наши желания не распознаются, игнорируются, некоторые аспекты нашей идентичности не могут быть отражены внешним миром. То есть стыд в этом случае - не обязательно результат намеренного стыжения со стороны взрослого, а возможно и результат незамеченности, не увиденности другим именно в тот момент, когда это было очень нужно.
Рассмотрим также чувство вины. Оно может появиться в раннем возрасте в ситуации, когда необходимые для ребенка потребности хронически не могут быть удовлетворены его значимым окружением. Так как ребенок очень зависит от этого окружения, он может брать вину за это неудовлетворение на себя. Мы часто слышим это в словах и взрослых и детей: «это я что-то сделала не так», «я себя плохо вел», «это я виноват». То есть иногда ребенку проще чувствовать себя плохим и виноватым, чем обнаружить какой-то существенный изъян, дефицит тех, кто о нем заботиться. Вина позволяет сохранить ощущение контроля и не погрузиться в бессилие и хаос. Ведь если виноват именно я, то я могу исправить ситуацию.
Если здоровая агрессивность остановлена, развитие автономии также нарушается. Человек остается в позиции зависимости, нужды в другом, потому что без поддержки значимых людей не может свободно развиваться, реализовывать свои желания.
Именно развитие собственной автономии, которое может происходить только с опорой на значимые отношения, является незавершенной задачей «пограничного» клиента. Близкое окружение такого клиента (чаще здесь говорят о материнской фигуре) не выдерживало тревоги, связанной с его нарастающей автономностью. Такой человек переживает собственную индивидуацию, свои желания как угрозу для отношений со значимым другим.
Когда человек обнаруживает своё желание, он приходит в движение, устремляется к нему. Здесь важно вспомнить значение слова "агрессивность" не как разрушение, а как движение куда-то, к чему-то.
Само обнаружение желания уже тревожит человека, потому что оно является моментом отделения, выходом из слияния, появляется фигура. Представьте, что во время чтения лекции, кто-то из слушателей скажет: «откройте окно» или «я хочу выйти» или «дайте мне пересесть вперед». Это агрессивное (в нашем понимании этого слова) поведение вызовет тревогу и беспокойство, не только у самого говорящего, но и у других присутствующих в аудитории людей.
Итак, каждое желание является шагом в сторону сепарации. Каждое желание в той или иной степени является риском в отношениях со значимым другим. Сначала мы обнаруживаем желание в виде фантазии, чаще всего фантазии приятной, напоминающей «хорошую маму». Мы воображаем и думаем: «О, это будет замечательно!» Но когда от момента фантазии мы переходим к этапу контактирования начинается самое интересное. Этот этап можно описать как коктейль, в котором фантазия постепенно смешивается с реальностью и пропорция фантазии всё уменьшаются, а количество реальности нарастает. Это часто бывает неприятно и именно здесь рождается раздражение, недовольство, разочарование. Мы пытаемся сделать так, чтобы пропорция была в нашу пользу, в пользу нашей мечты, в пользу «идеальной мамы».
Этот момент особенно важен для понимания работы с «пограничным» опытом. Агрессивность и активные требования клиента, обращенные к нам, направлены на то, чтобы сделать реальность максимально соответствующей его мечте. Такое видение может быть опорой для терапевта в те моменты, когда он теряет эмпатию к клиенту и воспринимает его поведение исключительно как враждебность, направленную против себя лично, направленную на разрушение.
«Пограничному» клиенту особенно сложно встретиться с реальностью и отпустить свою мечту, свою прекрасную фантазию. Как правило, в раннем опыте таких клиентов встреча с реальностью оказалась чрезмерно интенсивной, фрустрирующей и, что самое главное, преждевременной. Это породило очень сильное или очень длительное ощущение неудовлетворения и одновременно бессилия. Они не смогли «напитаться» и получить достаточно хороший опыт распознания и удовлетворения своих актуальных потребностей, не смогли побыть достаточно в хорошем мире, который они сейчас хотят воспроизвести в своей фантазии. А если для нас чего-то недостаточно, то невозможно почувствовать желание отойти от этого. Это еще один важный тезис, и мы можем сформулировать его еще раз другими словами: гораздо сложнее пережить потерю в том случае когда то, что мы теряем всегда было в дефиците.
«Заветное желание» такого клиента – найти идеального другого, ту самую понимающую и удовлетворяющую среду. Это желание существует не потому, что человек ненасытен или жаден или капризен, а потому что он не получил того «базового питания», которое ему было необходимо. Можно сформулировать некое «тайное требование» такого клиента: быть любимым, несмотря на то, какую цену придется за это платить тому, кто его любит. И если в ситуации матери и маленького ребенка такие отношения обыденны и социально одобряемы, то во «взрослом мире» очень сложно найти такой тип отношений. И хорошо, что для этого существует психотерапия.
Именно поэтому такой клиент будет ожидать, что терапевт станет тем идеальным другим, а терапевтическая ситуация станет такой, в которой он сможет наконец получить то, что ему было так необходимо. И агрессия и недовольство клиента возрастает каждый раз, когда его фантазия об идеальном терапевте расходится с реальностью. В такие моменты клиент теряет возможность воспринимать «хорошее» в терапевте и видит его абсолютно «плохим».
Простые/сложные гештальты и ошибки терапевта С точки зрения восприятия такое резкое изменение отношения можно рассмотреть как процесс формирования «простых» и «сложных» гештальтов. «Простой» гештальт может вмещать в себя лишь часть происходящего - например, «все хорошо», или «все плохо». «Сложный» гештальт позволяет видеть одновременно разный опыт, называть его, описывать, воспринимать как нечто целое и при этом разнородное. Это еще один важный тезис - в работе с пограничным опытом мы всегда стремимся к созданию сложных гештальтов - например, к созданию совместно с клиентом сложных (но при этом находящихся в зоне ближайшего развития) описаний чувств, состояний, моделей отношений.
Как формируются и почему остаются «простыми» наши гештальты – формы восприятия и переживания опыта? Те, кто нас воспитывает – родители и другие значимые фигуры постоянно ошибаются: не всегда верно распознают наши состояния, не всегда могут предоставить то, что нам действительно нужно. Терапевты, работая с клиентами, также постоянно ошибаются, и это нормально. Мы не всегда верно понимаем то, что хочет сказать нам клиент, не сразу различаем оттенки его настроения, забываем о сессиях, опаздываем, и так далее. Однако важно, насколько часто ошибки происходят и насколько интенсивно они дестабилизируют наши отношения.
Если ошибки случаются, но не слишком часто и сильно - форма восприятия может развиваться и усложняться, гештальты становятся более сложно устроенными. В этом случае клиент может думать: «В моей терапии все в порядке, у меня хороший терапевт» и при этом замечать: «Но иногда он говорит что-то не то, он немного ошибается». Это причиняет дискомфорт, но он выносим, и такие ситуации позволяют постоянно уточнять свое представление о другом, не приводя к чрезмерной тревоге и разрыву отношений. «Простые» гештальты это то, что является хорошей адаптацией для опасной дефицитарной среды. В ситуации хронической угрозы (например, угрозы унижения или отвержения) нет времени и ресурсов на оттенки, нюансы и противоречивость. Нужно просто быстро решить - кто передо мной - враг или друг.
Именно поэтому, на наш взгляд, обсуждение промахов терапевта является одними из самых продуктивных моментов в развитии отношений в пограничном поле. Не стоит пытаться «проехать» эти ситуации или пытаться их как-то компенсировать (чаще всего это невозможно). Лучшей стратегией будет обратное - обратить внимание на эту ситуацию, даже если недовольство клиента выглядит совсем незначительным. По нашему опыту, это позволит избежать накопления маленьких «не переваренных» разочарований, что обычно приводит к внезапному обрыву терапии.
Если же происходит нечто чрезмерное, слишком интенсивное - у человека есть два пути: разорвать взаимодействие, отойти от того, что причиняет боль, либо «отщепить» произошедший опыт. Иногда терапевты сталкиваются с тем, что клиенты просто не помнят какую-то часть произошедшего на сессии – этот опыт никуда не смог быть помещен. «Простые» гештальты сменяют друг друга, «хорошее» становится «плохим», либо «хорошее» остается внутри, а «плохое» выносится наружу. Но пока нет возможности формировать «сложные» гештальты, которые могли бы вместить всю многомерность и иногда противоречивость опыта.
Особенностью внутреннего мира «пограничного» клиента является спутанность в том, что внутри и снаружи, в том что было в прошлом или происходит в настоящем. Хронический опыт чрезмерной неудовлетворенности в прошлом клиента актуализируется в настоящем, когда терапевт оказывается хотя бы в какой-то степени не соответствующим его ожиданиям. В связи с этим, восприятие терапевта как «плохого» является довольно частым, сопровождающим весь терапевтический процесс.
Важным вопросом для терапевта в этом случае может быть следующий: как быть долго "плохим", тем, кто чего-то не дает, при этом не становясь жестоким. Здесь есть нюанс: “плохой” - не обязательно “жестокий”, хотя клиент часто воспринимает терапевта именно так. Для него быть с «жестоким» объектом иногда менее болезненно, чем увидеть реальность ограничений другого человека. Эта ситуация бросает вызов амбициям и чаяниям самого терапевта - готов ли я признать, что ошибаюсь, не понимаю, не слышу, «торможу» и не «свалиться» при этом в вину и самоуничижение? Если не готов, эта вина станет бессознательным сообщением для клиента о том, что терапевт готов постараться и сможет стать идеальным.
Вопрос, которым часто задаются терапевты: «Если я такой плохой, почему клиент продолжает ходить на терапию?» Так происходит, потому что клиенту необходим рядом тот, кто временно возьмет на себя роль «плохого». То есть необходим тот, кто сможет принимать, «вмещать» его неудовлетворенность, распознавать желания, лежащие в ее основе и при этом не разрушаться от агрессивной формы, в которой это выражает клиент. Мы знаем, что часто отношения пограничных клиентов в жизни не длятся долго. Качели идеализации-разочарования не позволяют сохранить достаточно длительный контакт, в котором могла бы произойти интеграция изолированных друг от друга частей.
Принимая негативное восприятие клиента, терапевту важно одновременно сохранять собственное хорошее отношение к себе. Ведь если он теряет восприятие себя как хорошей фигуры, он оказывается "разрушен" агрессивной проекцией клиента. И тот снова чувствует себя оставленным, теперь уже терапевтом. То есть терапевт, который после очередного эксцесса в пограничном поле решил, что он так плох, что уже видимо и не терапевт вовсе, на самом деле оказался вовлечен в бессознательное разыгрывание пограничного сценария - очарование-разочарование-обрыв отношений.
Тем не менее, такие моменты «выпадения» из терапевтической позиции периодически происходят. И это тоже неотъемлемая, на наш взгляд, особенность работы в пограничном поле. Терапевт может оказываться в пограничных состояниях и воспринимать себя исключительно глазами клиента, теряя при этом собственное восприятие себя и ситуации. Ключевой момент здесь - удается ли терапевту возвращаться в терапевтическую позицию и восстанавливать контакт с самим собой и затем с клиентом.
Как же получается, что клиент, который ходит на терапию два-три года, словно не замечает хорошего отношения терапевта или «теряет» его в кризисные моменты? Изадор Фром говорил об идентичности «пограничного»» клиента как о «хрупком наброске Я». Как мы писали выше, такой человек жил в окружении, которое недостаточно поддерживало реализацию желаний и здоровой агрессии, а значит и развитие автономии. Это привело к очень нестабильному самоощущению и необходимости сосредотачивать внимание прежде всего на себе – как на зоне, которую нужно постоянно поддерживать и защищать от влияний среды. Представьте, что вы держите в руках очень хрупкую, хрустальную статуэтку. Эта статуэтка - это ваши представления о себе, о своей ценности, об отношении к вам других людей. Вы живете, двигаетесь, но огромная часть вашего внимания прикована к этой статуэтке, вам страшно ее разбить.
Если в опыте человека автономность не поддерживалась, если другой поглощал и не давал свободы желать, то теперь любое приближение другого воспринимается как угроза существованию едва появившегося хрупкого наброска Я. В такой ситуации контакт с ним не может переживаться как укрепляющий. Наоборот, «хорошими» часто называются те отношения, в которых человек отказывается от себя и своих желаний ради связи с другим.
И хотя со стороны может казаться, что взаимодействие такого клиента с терапевтом довольно интенсивное, ему на самом деле очень сложно по-настоящему ощущать контакт, открыться и впустить новизну этих отношений, принять что-то от терапевта. Он не может нащупать комфортную дистанцию, такую в которой можно взглянуть на другого, услышать его, принять что-то новое и при этом не бояться, что собственный образ рассыпется или даже исчезнет.
Агрессия в клиент-терапевтических отношениях Таким образом важнейшей задачей терапевта становится формирование и поддержание надежной предсказуемой среды, достаточно хорошего терапевтического альянса. Это важно не только в начале работы, но на протяжении всей терапии в пограничном поле. Такой альянс не должен включать ни резких отдалений, ни активных внезапных внедрений терапевта. При этом вся терапия с такими клиентами может выглядеть как непрерывные циклы разрушения и восстановления альянса и это совершенно нормальная и продуктивная, на наш взгляд, терапевтическая работа.
Опыт восстановления отношений с терапевтом для таких клиентов очень важен. И поэтому особенно важно внимание терапевта к мельчайшим признакам недовольства или злости клиента. Терапевт замечает недовольство клиента (даже если тот не говорит о нем или стремительно отрицает), и сами слова терапевта воспринимаются как готовность к встрече с агрессией и разочарованием. Постепенно клиент сможет выражать свои чувства не только в зоне накопившегося сильного аффекта, а в менее интенсивной форме, так как получит в терапии «разрешение» замечать свою злость и говорить о ней, не дожидаясь когда терпение лопнет.
При этом надо отметить, что даже самое аккуратное предположение терапевта о возможной злости клиента может вывести ситуацию из равновесия. В начале терапии мы редко увидим мягкую сердитость, вроде «мне неприятно». Часто возникает сильный аффект. Поэтому так важно улавливать эти моменты как можно раньше.
Давайте рассмотрим несколько ситуаций. Первая – есть прямое выражение недовольства, не только хлопок дверью, но и вербальная агрессия. Представьте диалог, в котором клиент говорит что-то сердитым тоном, и терапевт спрашивает: "Вы злитесь на меня?" В ответ он слышит: "Нет, я не злюсь, но вы меня обидели".
Клиент выглядит сердитым, но сам воспринимает себя скорее обиженным, страдающим. Он не чувствует злости, потому что признать злость для него означает, что он "злой человек", а если агрессия не была поддержана его окружением то немедленно возникает страх отвержения.
Такой клиент может долго держаться корректно и вежливо, а потом происходит взрыв – либо внутренний (например, соматизация или самоповреждающее поведение), либо внешнее вербальное нападение. В момент такого взрыва, если терапевт сразу скажет клиенту: «вы сейчас злы», тот возможно не примет это и еще больше замкнется, ведь он воспринимает себя обиженным и раненым, а не «просто злым».
Что делать в такой ситуации? Во-первых, как мы уже говорили, важно постепенно привносить возможность для злости, самостоятельно спрашивая и уточняя. Такие вопросы и уточнения становятся фоновым посланием клиенту: «злиться это нормально, со мной это возможно, злость это нечто обыденное, все иногда злятся». Во-вторых, нам важно дождаться, когда человек успокоится и попробовать понять какие потребности, чувства стоят за его злостью. Иногда достаточно сказать: «похоже, вы сильно расстроены сейчас» или «я думаю, вам сейчас очень больно». Это может помочь клиенту почувствовать, что его видят и понимают. И уже после этого можно перейти к обсуждению проявлений злости.
В определенные моменты (не на ранней фазе терапии) терапевт может говорить клиенту и о своих чувствах – это помогает понять, что терапевт также может испытывать страх и злость. Но важно делать это не из позиции мести или наказания. Ведь именно этого клиент боится: «Если я проявлюсь, ты меня накажешь». Поэтому, даже если терапевт испытывает неприязнь или злость, важно это осознавать и не использовать как защиту или оружие.
Важно, чтобы чувства терапевта не превращались в аффект или импульс наподобие такого: «он на меня кричит, и я тоже закричу», а были сначала переработаны. Симметричный внутренний импульс терапевта на обращенную к нему агрессию совершенно понятен и естественен. Однако необходимо замечать такую враждебность в себе, делать внутреннюю работу по ее осмыслению. И тщательно выбирать подходящий момент и форму выражения своих чувств, чтобы это могло быть полезным для развития терапевтических отношений.
Рассмотрим ещё один вариант проявления агрессии. Иногда терапевт сталкивается с ситуацией, когда клиент не проявляет агрессии к нему лично, но рассказывает нечто такое, отчего становится жутко, страшно или противно. Например, говорит о том, как он агрессивен к кому-то другому, как он нападает или унижает кого-то. Терапевт словно бы оказывается в треугольнике, испытывает растерянность, ему неясно нужно ли «вставать» на чью-то сторону (обычно терапевты просто интуитивно понимают, что это опасно).
Но мы можем иначе посмотреть на такую ситуацию: терапевт может рассматривать подобное поведение как агрессию, обращённую к нему, но «косвенно». По сути, с ним прямо сейчас «что-то делают» этим рассказом. И он может попробовать вернуть это в поле отношений: «Вы сейчас рассказываете об этом мне… как вы думаете, что я при этом чувствую?». Или так: "Я замечаю, что сейчас чувствую...".
Конечно, клиент может быть не готов к этому и ответит: «Да нет, я просто делюсь историей». И у терапевта возникнет неловкое ощущение, что он говорит «про себя», а история клиента совсем о другом. Но если ему удается заметить, что именно его пугает или что вызывает отвращение в рассказанной клиентом истории, он сможет обнаружить, что уже участвует в «пьесе», где разыгрываются роли, например, «нападающий - убегающий» или «униженный - унижающий». Это значит, что речь идёт не просто о том, что кто-то в жизни клиента «сделал плохо кому-то», а о межличностном паттерне, который клиент приносит и в отношения с терапевтом прямо сейчас.
Когда терапевт старается заметить роли и полярности ситуации «героем» которой он стал, перед ним открывается внутренний мир клиента. Это дает бесценную информацию для работы с тем, что клиент приносит в терапию, в клиент-терапевтические отношения.
Если в таких ситуациях терапевт выбирает самораскрытие, важно помнить о том, что для пограничной ситуации развивающим будет формирование «сложных» гештальтов. Поэтому хорошо, если отклик будет дифференцированным, включающим в себя разные чувства, направленные к разным аспектам ситуации, на которую терапевт реагирует.
Делясь этим сложным опытом, он расширяет пространство для клиента, который сам пока не умеет выдерживать противоречивость своих чувств.
Сеттинг как терапевтический фактор в пограничном поле Еще один вопрос, который хочется затронуть - это сеттинг, его нарушения и его символическое значение.
Наличие чего-то «третьего» - важное качество терапевтической ситуации. Особенное внимание мы обращаем на это при работе с клиентами в пограничном поле. Ведь с ними нас обоих особенно «соблазняет» идея диадного мира, где существуем только мы вдвоем. Мы уже писали о том, что «пограничный» клиент все время находится в поиске идеальной фигуры, которая сможет исполнять все желания и избавить от страданий неудовлетворенности.
Но важно не забывать, что и для терапевта может быть соблазнительна роль идеального другого. Быть тем, кто может сказать: «Я с тобой, я дам тебе всё, что ты хочешь – и всё будет хорошо» - это особое состояние, в котором словно бы не нужно ничего другого – не надо думать о еде, о других клиентах, о заработке, о своем отпуске. Осознание этого «соблазна», который присутствует всегда (с одними клиентами ярче, с другими тише), помогает иначе соблюдать сеттинг – не как сухой интроект «надо соблюдать», а более осознанно.
Сеттинг напоминает терапевту, что и он, и его клиент живут в мире, где есть ограничения, что-то третье или кто-то третий, существуют различные потребности. При работе с пограничным опытом это базовая вещь: если терапевт помнит и чувствует, что кроме "жизни в диаде" ему еще хочется просто жить – это уже терапевтический фактор.
Одним из таких ограничений, вызывающим грусть, а иногда и маленькое горевание, является ход времени, а значит и завершение сессии. Момент отделения, сепарации бывает болезненным и тревожным для клиента. Но и самому терапевту может быть сложно завершать, принимать ограничения реальности, выдерживать неудовольствие и неудовлетворенность клиента. Клиент может быть расстроен в самом конце сессии и хочет продолжать, а задача терапевта сессию завершить. Переживать грусть от расставания, принимать ограничения реальности может быть сложно и тогда вместо этого терапевт начинает злиться на клиента или чувствовать вину.
Пропуски сессий и несвоевременная оплата могут быть слабыми сигналами нарастающего кризиса, проявлениями невыраженной злости, обиды, разочарования. Но с «пограничными» клиентами бывает сложно рассмотреть эти моменты как символические проявления какого-то психологического процесса.
Терапевт может спрашивать клиента, пропускающего сессии: «Возможно вы не довольны тем, что здесь происходит?» А в ответ услышит: «Нет, все нормально, просто на работе завал». Такие «буквальные» объяснения не дают возможности подобраться к чему-то важному, но пока сложно вербализуемому. Но если игнорировать эти «скрытые» послания, сигнал постепенно начинает нарастать. Клиент отменяет сессии, затем переходит на более редкий сеттинг, а затем вовсе пропадает из терапии.
Каким же образом можно «разглядеть» символическое значение нарушения сеттинга? Терапевт может замечать какую реакцию вызывает в нем то или иное поведение клиента.
Можно заметить: в один момент клиент отменил встречу и терапевт спокойно отнесся к этому. Но в другой раз, на другом этапе терапии с этим же клиентом терапевт оказывается очень сильно задет. С разными клиентами мы переживаем схожие внешне ситуации совершенно по-разному. Наша реакция подсказывает нам что-то о клиенте, о его внутреннем мире и не является «обычной» бытовой реакцией на событие.
Например, клиент не перевел деньги, и терапевт весь день о нем думает, тревожится, и, возможно, испытывает ту же нужду и злость, что чувствует сам клиент. И тогда терапевт может аккуратно предположить: «Я ощущаю злость и бессилие от того, что регулярно напоминаю вам об оплате. Эти переживания вам знакомы?» И вдруг человек отвечает: «Да, я пожалуй всю жизнь так себя чувствую».
Таким образом, чувства терапевта становятся своеобразным входом в важную тему отношений или опыт клиента. Когда терапевт их проговаривает, человек может «узнать» в этих словах своё собственное переживание и сказать: «Точно, это про меня». Такой взгляд на эти вроде бы незначительные нарушения (опоздал, забыл оплатить) особенно важен в пограничном поле, ведь здесь далеко не все и не сразу может быть выражено словами, а часто лишь «разыгрывается» в действии. Конечно, такие интервенции далеко не сразу могут быть приняты, но сама попытка обратить внимание на такие тонкие нюансы уже развивает терапевтическое поле в сторону большей чуткости, внимательности и нюансировки.
Рассмотрим еще один тип ситуаций: мы не встречаемся напрямую с недовольством клиента, но видим, что состояние клиента ухудшается, однако винит он в этом себя, а не терапевта. В такой ситуации можно предположить ретрофлексивный способ организации контакта: клиенту стало бы легче, если бы он выразил агрессию, но вместо этого он направляет её на себя, и его симптомы усугубляются. Почему так происходит? Давайте рассмотрим несколько причин:
Во-первых, когда «я виноват во всём», «я всё контролирую», появляется своеобразное всемогущество – даже над терапевтом: «Это во мне дело, это из-за меня…». То есть здесь удается как-будто ускользнуть из переживания зависимости и нуждаемости.
Во-вторых, если клиент признает, что его терапевт не справляется, ему придется думать об уходе. Ведь «пограничный мир» не предлагает варианта: «он не идеален, но я могу с ним быть».
В-третьих, существует страх наказания: «Если скажу, что ты плохой, ты мне отомстишь или бросишь меня».
Таким образом, если клиент винит себя, ему не нужно никого обвинять и покидать. Но какова цена? Расплачиваться приходится собственной самооценкой и ухудшением состояния. Постепенный «разворот к другому» в этом месте невероятно важен - ценно если в какой-то момент появляется возможность увидеть терапевта «недостаточно эффективным» и при этом остаться – остаться с кем-то несовершенным, ограниченным, но значимым.
В этой статье мы затронули аспекты работы, которые по нашему опыту, опыту наших супервизантов и участников программ, представляют наибольшую сложность. Надеемся, что мы смогли передать вам не только важные теоретические соображения и нюансы техники, но и часть того вдохновения, уважения и любопытства, которые мы испытываем, обращаясь к этой теме.
Текст получился объемным, но конечно мы не смогли раскрыть все существующие (иногда столь противоречивые как и сам феномен!) взгляды разных авторов на теорию и технику работы. Вы можете продолжить погружение, опираясь на список литературы, размещенный ниже.
Список литературы- Гари М. Йонтеф «В поисках зеркала живого себя. Осознавание диалогового процесса», В 2-х тт. - Экзистенциальная лаборатория, 2019.
- М. Спаньолло-Лобб «Пограничный опыт. Рана границы» глава из книги «Гештальт-терапия в клинической практике. От психопатологии к эстетике контакта» / под ред. Дж. Франчесетти, М. Джечеле, Я. Рубала, пер. с итал. под. ред. О. В. Немиринского, О. С. Поддъяковой. - 2-е изд (эл. ). - Москва : Институт общегуманитарных исследований, 2018
- М. Спаньолло-Лобб «Гештальт-теория развития» (текст по лекции, прочитанной на «Зимней школе» в 2004г)
- G. Salonia «The moon is made of cheese. Exercises of gestaltic translation of borderline language», 2013
- Э. Гринберг «Лечение пограничной личности» [пер. с англ. О.Д. Шустовой], под ред. Елены Кузнецовой, М.: КТЦ «Гештальт-Анализа», 2011
- Д.С. Рождественский, Д. С. «Пограничная личность: учебное пособие для вузов» — 2-е изд., перераб. и доп. — Москва : Издательство Юрайт, 2024.
- Дж.Ф.Мастерсон «В поисках реального Я. Личностные расстройства нашего времени» Издательство Институт общегуманитарных исследований, 2022
- Ф.Л. Саммерс «За пределами самости. Модель объектных отношений в психоаналитической терапии», Когито-Центр, 2007
- Дж. Стайнер «Психические убежища. Патологические организации у психотических, невротических и пограничных пациентов», издательство Когито-Центр , Routledge, 2017
- М. Фельдман «Расщепление и проективная идентификация», Клинические лекции по Кляйн и Биону, Когито, 2012
- Э. Спиллиус «Клинические проявления проективной идентификации», Клинические лекции по Кляйн и Биону, Когито, 2012
- Д.В. Винникотт «Ненависть в контрпереносе», 1949
- D.W. Jones «A history of borderline: disorder at the heart of psychiatry», Journal of Psychosocial Studies pp. 117–134., 2023